В эти дни мир отмечает две годовщины. Одна некруглая, но важная — 81 год встрече Иосифа Сталина, Франклина Делано Рузвельта и Уинстона Черчилля в Тегеране. Другая — «круглый» юбилей, касается в первую очередь Соединённого королевства и бывшей Британской империи — 150 лет Черчиллю.
Собственно, банкет по случаю дня рождения британского премьера был одним из «гвоздей программы» Тегерана-1943.
Как вспоминал переводчик Сталина Валентин Бережков, в английском посольстве состоялся роскошный банкет. На главном столе возвышался огромный именинный пирог с 69 зажжёнными свечами. Виновник торжества улыбался и бодро дымил сигарой. Сталин более других угодил «почти юбиляру», преподнеся ящик армянского коньяка (в дополнение к каракулевой папахе и статуэтке на сюжет русских сказок).Пожалуй, в этот момент в этом зале сочеталось то, что премьеру Британской империи нравилось более всего: сытная еда, хорошие сигары, качественное спиртное и ощущение себя одним из главных творцов мировой истории, решающим — здесь, в Тегеране — судьбы Польши, Балкан и ещё не поверженного Третьего рейха.
«В этом зале как бы собралась одна большая семья, которая всегда будет вместе. Но это ощущение длилось недолго», — пишет Бережков. Happy birthday омрачил очень тревожный звоночек.
Хотя, казалось бы, это всего лишь генерал Алан Френсис Брук, начальник имперского Генштаба, постучал ножом по бокалу, чтобы произнести очередной тост. Генерал говорил о том, что Британия, сражаясь с 1939 года, принесла больше жертв и понесла больше потерь, чем другие союзники, и, следовательно, более других сделала для победы. Тост явно не понравился ни Рузвельту, ни в особенности Сталину. Поэтому сразу последовали два алаверды.
Сталин напомнил, что США, «страна машин», может производить 8–10 тыс. самолётов в месяц (а Англия — всего 3 тыс., добавил «дядя Джо») — и поднял тост за ленд-лиз, в первую очередь американский. Рузвельт сразу же подхватил инициативу, добавив, что ценит советскую военную мощь и наши военные успехи: «В то время как мы здесь празднуем день рождения британского премьер-министра, Красная Армия продолжает теснить нацистские полчища!»
Именинник — в отличие от главы своего Генштаба, человек осторожный и мудрый — почёл за лучшее промолчать. Но небольшой инцидент явно приоткрыл ему картину послевоенного будущего: мир будут определять США и «Советская Россия» (как премьер обычно именовал Советский Союз). В то время как роль империи, «над которой не заходит солнце», для возвеличивания которой он сделал всё возможное, — будет неуклонно умаляться. И под этим знаком пройдут и последние годы премьерства Черчилля, и вообще — вся британская история с 1945-го и по сей день.
Позже Черчилль говорил своей знакомой — баронессе Вайолет Бонем Картер (к слову, бабушке знаменитой актрисы):
«В Тегеране я впервые осознал, какая у нас маленькая страна. Я сидел между огромным русским медведем, широко расставившим лапы, и огромным американским бизоном, и между ними был бедный маленький английский ослик».
Впрочем, британский премьер, когда надо, мог казаться скромным «младшим партнёром», и вообще — казаться не тем, кем был на самом деле.
Герцог, Джон Буль, настоящий индеец
Журналисты и даже иногда историки называют его герцогом Мальборо. Но он не носил этого титула (его отцу, третьему сыну герцога, такие регалии не полагались). Уинстон Леонард Спенсер Черчилль вообще не был ни графом, ни герцогом, ни виконтом, ни бароном. Приставку «сэр» вместе с рыцарским достоинством он получил под конец своей жизни.
Его считают жирным, толстым (пожалуй, не без подачи самого Черчилля, подчёркивавшего эксцентричную карикатурность своего облика — не хуже Бориса Джонсона), но всю жизнь он был крепким, подтянутым и стремительным джентльменом. Его нельзя представить без сигары, но это был хорошо отрепетированный образ, курил он очень мало.
Он и вправду редко отказывался от хорошей порции коньяка, виски или шампанского, что отчего-то не помешало ему активно и в трезвом рассудке прожить до 90 лет. Он был «просто» Уинстоном Черчиллем, или, как частенько его называют британцы, «Стариной Уини». В массовом сознании Черчилль — это настоящее воплощение «Джона Буля», полноватого и краснолицего лондонца, завсегдатая паба. Но на самом деле он наполовину американец. Его мать — урождённая Дженни Джером из Нью-Йорка, но — заметим, из американских аналогов аристократии, дочь финансиста и биржевого спекулянта.
Для тех же, кто доискивался корней из бывшей «мятежной колонии», у премьера было припасено семейное предание Джеромов (не факт что достоверное) о том, что в их крови текла кровь индейцев-ирокезов. Так что тот же Борис Джонсон, потомок короля Георга II, любящий бравировать турецкими корнями — отнюдь не первый эксцентричный джентльмен в кресле премьера.
Профессия — военкор
У настоящего — а не скрывающегося за масками — Уинстона Черчилля, пожалуй, была одна подлинная страсть. Сделать себе имя. И для этого он находил нетривиальные способы. Получивший скудное и фрагментарное гуманитарное образование в школе, никогда не учившийся в колледже или университете (несмотря на связи и родовитость, Черчилли были крайне бедны — для своего круга, разумеется), молодой Уинстон вынужден сам делать свою карьеру. Для это он выбирает две сферы, на которых будет «стоять» XX век: война и масс-медиа.
Он участвовал как офицер во всех военных конфликтах, до которых мог дотянуться, — благо размер империи давал большой выбор колониальных кампаний — от подавления восстания пуштунов на границах Британской Индии до войны с махдистами в англо-египетском Судане.
Записки кавалериста Черчилля печатает The Daily Telegraph. «Я перешёл на рысь и поскакал к противникам, стреляя им в лицо из пистолета, и убил нескольких — троих наверняка, двоих вряд ли, и ещё одного — весьма сомнительно», — информировал читателей офицер Её величества 4-го гусарского полка. А когда на англо-бурской войне уже отставной офицер, а ныне военкор Черчилль попал в плен ополченцам Трансвааля — и бежал, то это уже стало поводом для книги.
И хорошим трамплином для политической карьеры — где Черчилль сразу проявил чутьё на конъюнктуру.
Мастер искусства возможного
Побеждённых буров активно интегрируют в британский южноафриканский доминион. И вот уже герой войны, молодой депутат палаты общин от консерваторов Черчилль произносит речь с призывом проявить милосердие к побеждённым и запускает первый из своих медийных «мемов»: «Будь я буром, надеюсь, что я сражался бы на поле брани».
Политика кабинета тори начинает проседать, и вот Черчилль своевременно переходит в оппозицию, к либералам. И когда консерваторы проигрывают, перспективного парламентария берут в либеральный кабинет. Замминистра по делам колоний Черчилль пишет конституцию для всё той же Южной Африки. А когда в премьерское кресло садится друг — Дэвид Ллойд-Джордж, карьера резко идёт в гору. Черчилль — глава МВД, первый лорд Адмиралтейства.
Но в 1915 году, после оглушительного провала Дарданелльской операции, его сделали козлом отпущения. И некогда блистательный политик, фактически третье лицо в государстве… принимает решение уйти в армию. Пришлось ехать на фонт обыкновенным пехотным офицером. Армейское начальство произвело его в подполковники, поскольку до начала своей политической карьеры Черчилль уже служил армейским офицером в Индии и Африке, и предоставило должность командира батальона. Черчилль соглашается даже на это. И в 1917 году он возвращает портфель в военном министерстве.
И вновь ему удавалось ловить тренд. Когда надо, он выступал за Ten Year Rule — доктрину, по которой военный бюджет будет строиться исходя из установок, что Британия не будет втягиваться в конфликты в течение 10 лет после окончания мировой войны. А когда было политически выгодно — оказался едва ли не главным ястребом, более других требовавших интервенции в Россию во время нашей Гражданской войны.
«Большевистская тирания — самая худшая… она гораздо хуже, чем германский милитаризм», — настаивал Черчилль. Переход на правый фланг был предусмотрителен — ведь политик намеревался перейти от либералов обратно к тори (что и сделал). Но когда к концу 1930-х стало ясно — грядёт схватка между Советским Союзом и новым изданием германского милитаризма в виде Третьего Рейха, Черчилль вновь поступил разумно. Он стал самым яростным критиком политики умиротворения Гитлера — и тем самым подготовил базу для будущего союзничества Британии с СССР.
И ему же, Черчиллю, принадлежит идея в 1945 году нанести по обескровленному Советскому Союзу, своему союзнику, атомный удар и двинуть танковые дивизии против советских армий. Причем в передовые части поставить войска Вермахта. Запредельный цинизм и предательство? Нет, просто понимание прагматических интересов Британской империи.
В процитированной выше фразе про «маленького ослика» (каковым Черчилль ощущал себя в Тегеране-1943) есть продолжение: «Я — бедный маленький английский ослик, который единственный среди троих знал верную дорогу домой». Биографы политика поясняют: под «дорогой домой» имелось в виду сохранение и закрепление британского влияния в Средиземноморье. И эти имперские интересы он отстаивал всеми силами.
«Поразительно напоминает Гитлера»
Премьер добился личной цели — стал, пожалуй, самым известным английским политиком XX века, примером для будущих премьеров. Когда депутат палаты общин сэр Уинстон Черчилль скончался 24 января 1965 года в возрасте 90 лет (пережив и Сталина, и Рузвельта, и многих союзников и противников в Лондоне), то на прощании присутствовали представители 112 государств, а телетрансляцию с похорон посмотрели 350 миллионов человек.
Но всё-таки «звоночек» на дне рождения Черчилля в Тегеране прозвучал не зря. Именно при нём — и, конечно, против его воли — Британия перестала править морями и задавать тон в мировой политике. Черчилль родился в государстве с 700 млн подданных, а умер в стране с населением не более 60 млн (если, конечно, не считать страны Содружества).
Империя потеряла: Малайзию, Сингапур, Индию, Пакистан, Цейлон, Бирму, подмандатную Палестину, Суэцкий канал, множество территорий в Африке. Но несмотря на такие катастрофические потери, во многом благодаря Уинстону Черчиллю Великобритания осталась и продолжает оставаться одной из великих стран мира, отчаянно борющихся за усиление своего влияния на мировой шахматной доске.
И главное, Черчилль оставил в наследство очень опасный принцип, которому следуют и в Лондоне, и в Вашингтоне. Об этом сказал Сталин в интервью «Правде» 14 марта 1946 года:
«Господин Черчилль и его друзья поразительно напоминают… Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию. Господин Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы всего мира».
Свежие комментарии